это майкл научил ее такому трюку: если повторить что-нибудь несколько раз, это потеряет свой смысл. домашка, домашка, домашка. видишь? уже не так страшно. если сложить листок вчетверо десять раз, на одиннадцатый он потеряет свою форму и перестанет быть листком бумаги. он станет плоским камешком - алекс выбирает его из кучи абсолютно таких же камней и швыряет в океан. швыряет, швыряет, швыряет - сколько раз это уже произошло? камни теряют свой смысл. но по воде расходятся круги, а алекс помнит гладкую тяжесть камня в ладони. но волна набегает на берег (набегает набегает набегает) и стирает оставленные камнем круги - алекс не успевает додумать свою мысль. следующий камешек становится запиской с именем: кларисса. женюсь на клариссе. трахну клариссу. (убью клариссу.)
убью клариссу.
убью клариссу.
убью клариссу,
исход всегда один и тот же. убью клариссу?

это майкл научил ее такому трюку. алекс пользовалась им слишком часто, и трюк потерял всякий смысл (алекс оборачивается через плечо, только чтобы поймать обрывок предыдущего повторения: майкла больше нет. майкла больше нет?) алекс оборачивается, чтобы увидеть отблеск ножа в чьей-то руке, но это не имеет никакого смысла, потому что рука ведет дальше, выше, а выше остается только багровый закат, он расползается влажным пятном по рубашке и неприятно липнет к телу. алекс слишком часто видела такой закат. окна ее спальни выходят на запад, и закат стал всего лишь определением шести часов пополудни. мысль о смерти оказывается совсем спокойной и отстраненной. алекс смотрит на закат, густой и горячий, родившийся у нее из живота с острой болью. собирает боль в ладонях - тяжелая, как камни. алекс подбрасывает в ладони плоский камешек: похож на предыдущий как две капли воды, как две слезы. обе слезы скатываются по щекам - не ее щекам, чьим-то чужим. она забывает, что ей нужно сделать.

take up arms, take my hand,
let us waltz for the dead

осознание становится чем-то бесформенным, и сначала алекс путает его со знанием об осах - в детстве в энциклопедии она читала статью об осах, так что она точно знала о них кое-что. но потом буквы встают на места, и на долю секунды она вспоминает. мысли давно стали похожи на радио - белый шум и редкие проблески хрипловатого бесполого голоса. этот голос повторяет, бесконечно зацикленный, одни и те же слова, которые, алекс готова поспорить, давно потеряли всякий смысл - для всех.

вместе с курткой алекс будто снимает со своих плеч еще что-то, утомительно давившее к земле. понимание - маленькая оса, путается в волосах и назойливо жужжит. а может быть, это просто радио. может быть, это бесполый хриплый голос по радио нашептал ей. алекс протягивает руку к клариссе. они недостаточно близко, чтобы она действительно могла к ней прикоснуться, и раскрытая ладонь так и повисает в воздухе - слишком белая, слишком маленькая. кларисса бросает на нее взгляд - тяжелый, но не тяжелее камешков, которые алекс швыряла в океан. камень снова становится запиской - сложенной вчетверо двенадцать раз. в записке всего пара слов, но алекс узнает их, как будто уже читала их прежде. она снова складывает листок вчетверо и кивает.

- мне тоже его не хватает, - говорит алекс так, будто все понимает. ей всегда было интересно, успел ли майкл подумать о ней. или о клариссе. внутри нет злости, только усталость и печаль - она понимает, и от этого становится грустно. - только ты его так не вернешь. [nick]Alex[/nick][status]for better or worse[/status][icon]https://i.imgur.com/vAv4L5N.png[/icon][nick]Alex[/nick][lz]<a href="http://popitdontdropit.ru/profile.php?id=1645">She</a> is lying on her stomach with one eye closed, driving a toy truck along the road she has cleared with her fingers.[/lz][sign][indent]ONCE IT WAS CIRCULAR AND THAT SHAPE CAN STILL BE SEEN FROM THE AIR[/sign][status]for better or worse[/status]

[html]<p><span style="display: block; text-align: right"><strong><span style="font-size: 14px">они уже здесь, чтобы смешать тебя с грязью</span></strong> [indent] <br /><span style="font-size: 8px">ОНИ УЖЕ ЗДЕСЬ ОНИ УЖЕ ЗДЕСЬ ОНИ УЖЕ ЗДЕСЬ ОНИ УЖЕ ЗДЕСЬ ОНИ УЖЕ ЗДЕСЬ ОНИ УЖЕ ЗДЕСЬ ОНИ УЖЕ ЗДЕСЬ ОНИ УЖЕ ЗДЕСЬ ОНИ УЖЕ ЗДЕСЬ </span></span></p>
            <p>асфальт оставляет поцелуи на ее щеке.<br />кажется, так рассказывают про первую любовь (она не знает, она не проверяла). <br />желудок будто бы делает кульбит.<br />перехватывает дыхание.<br />ты будто бы падаешь.<br />а затем - если повезет - жаркие поцелуи на щеках.</p>
            <p>все совпадает, сценарий тот. <br />она падала.<br />а потом на щеках огнем расцветали поцелуи.</p>
            <p>но, кажется, она ошиблась павильоном на главкино, вместо &quot;холостяка&quot; она попала на &quot;остров героев&quot;. в голове всплывает лозунг шоу - они на это не подписывались. она на это тоже не подписывалась. кроме всего она вспоминает единственный совет по самозащите - если вас пытаются изнасиловать, расслабьтесь и получайте удовольствие.</p>
            <p>весь мир переворачивается, и теперь она видит реальность, отраженную в луже на одной из дорожек наташинского парка в люберцах. она видит, как в луже отражаются чьи-то тяжелые ботинки, видит, как зеркало лужи вдруг рябит: чужой плевок быстро рушит отраженную реальность.</p>
            <p>когда носок чужих тяжелых ботинок врезается ей в живот, она вскрикивает - как-то само вырвалось, она не хотела. она себе пообещала молчать. она решила, что она побудет стойкой и сильной и не будет кричать или плакать. но она слышит тонкие жалобные вскрики и всхлипы - выходит, что ее собственные. еще она слышит хриплый мужской смех. они о чем-то говорят, но у нее не получается разобрать слов. человеческий язык будто выпал у нее из головы. зато она хорошо понимает язык, на котором чужие ноги встречаются с ее телом.</p>
            <p>как бы она ни силилась, в голову не идет ни одного совета по самозащите, кроме пресловутого: расслабьтесь. попытайтесь получить удовольствие. <br />когда ботинок вновь,<br />и еще,<br />и еще раз<br />вгрызается ей в живот,<br />она старается расслабиться. старается получить удовольствие.<br />внутри что-то сильно и надсадно болит, щеки пылают, искусанные суровыми поцелуями асфальта, а она все еще пытается, все еще честно старается. повторяет себе. расслабиться. попытаться получить удовольствие.</p>
            <p>когда последний удар приходится ей по промежности, она стонет от острой боли.<br />и признает собственное поражение - расслабиться и получить удовольствие у нее не получилось. может быть, совет был так себе.</p><hr /><p><span style="display: block; text-align: center"><strong>У ОСЕНИ ДЛЯ ТЕБЯ ПОДАРКИ:<br />НЕВРОЗ, НЕВРОЗ И ПАРА ОБСЕССИЙ</strong></span></p><hr />
            <p>проходит некоторое время, прежде чем ей удается вернуть мир в привычное положение.<br />асфальт под спиной холодный, в животе теплится странный, густо-жидкий жар.<br />ей удается подняться с земли. больше всего сейчас ее почему волнует, что она может напугать своим видом случайного ребенка. она может живо представить себе страх и замешательство в распахнутых глазах малыша, впервые столкнувшегося с насилием. </p>
            <p>она - другое.<br />она знакома с насилием.</p>
            <p>когда у нее получается добраться до газона и свалиться безвольным мешком на влажную, по-осеннему холодную траву и привалиться к дереву, прячась в его тени, она малодушно надеется, что сегодня все закончится. она знает, что для нее никогда ничего не кончается. она так же вечна и неискупима, как тоска. и чем тоскливей миру вокруг нее, тем вернее она в к этому миру привязана. </p>
            <p>отчаянием давит в груди. <br />наверное, так ощущается безответная любовь - но этого сирин не знает. </p>
            <p>сирин цепляется кривыми пальцами за впалую грудь, нащупывает внутри только осколки ребер. пальцы кривые, ногти острые, на пальцах кровь - ее? это она сама себя поранила?</p>
            <p>сирин уже пробовала так.<br />ей уже давило отчаянием грудь, она уже кричала от горя в запертой ванной. она уже топила себя, резала и сбрасывала себя с крыши самого высокого многоквартирного дома в люберцах. <br />каждый раз приходилось вставать.<br />отплевывала воду, прочищала горло, разматывала три рулона туалетной бумаги, чтобы собрать по кафелю густую, почти черную кровь. из швов кровь оттереть так и не удалось, и всякий раз, заходя в ванную, сирин вспоминает свою глупую оплошность - и каждый раз обещает себе обновить затирку для швов. но до оби всякий раз не доезжает. остается только сидеть на унитазе, трусы болтаются где-то на лодыжках (ступни проходится развести в стороны, чтобы не дать трусам окончательно лечь на пол), глаза болят от слишком яркого света - и кровавые полосы затирки между белыми, неровно уложенными плитками напоминают о том, какая она глупая.</p>
            <p>потом она долго плакала и пела.<br />но соседи вызвали полицию, и теперь она больше не поет.</p>
            <p>пробовала падать - крылья не дали разбиться. <br />алконост все твердит ей, что надо жить.<br />сирин всякий раз забывает спросить, зачем.</p>
            <p><span style="display: block; text-align: right"><abbr title="я услышала это по радио, но я не верю ребятам с &quot;маяка&quot;"><strong><span style="font-size: 20px">*</span></strong></abbr><br /><span style="font-style: italic">по новостям передают:</span><br /><strong><span style="font-size: 14px">НОЯБРЬ БУДЕТ ХРЕНОВЫМ</span>.</strong><br /><span style="font-style: italic">крепитесь.</span></span></p>
            <p>но теперь, в холодном наташинском парке, сирин обнимает себя руками, баюкает свою боль. весь мир сужается для нее до нескольких вещей. где-то в отдалении на летней эстраде поют цоя, будто отпевая умирающее лето; где-то на другом конце москвы, захлебываясь слезами, женщина выбрасывается из окна (сирин чувствует ее отчаяние куда отчетливей, чем свое собственное); где-то рядом с ней останавливается пара чужих ног.</p>
            <p>расслабьтесь, - говорили ей, - и получайте удовольствие.</p>
            <p>- уходи, - выходит слабо и жалобно, совсем не так, как ей хотелось. - если видишь умирающее животное, не надо приходить посмотреть. добивай или уходи.</p>
            <p>(уходи)</p>[/html]
[icon]https://i.imgur.com/tie494E.png[/icon][lz]я к тебе холодна[/lz][nick]Sirin[/nick]

Шальная смелость была с ним с самого рождения, теплилась в груди, где-то между третьим и четвертым ребрами, была ему лучшим другом и товарищем всех детских забав. Ты думаешь, что сможешь обмануть колдуна? В словах Медеи звенит злость - так поет натянутая тетива, так звучит боевой клик хищной птицы, камнем бросающейся за добычей, так звучит она - дочь колдуна. Хочется ответить ей, — да. Лишь бы посмотреть, как она вспылит, расплескивая горячую злость из темных, широко раскрытых глаз.

Горячая - ее присутствие заставляет вспоминать о пламени костра, о жерле вулкана, о ночи любви, об ожесточенной битве. За такими, как она, не всякий готов угнаться. Но Ясон - ему шальная смелость всегда шептала идти вперед.

Сегодня шаг вперед равен верной смерти. Между ними нет даже целого шага, между ними - один неосторожный вздох, и Ясон с трудом успокаивает вздымающееся в груди опасное море. Но вот Медея перед ним, и в руке ее мерещится гарпун - с такими ходят на китов, с такими разят наповал, с такими - Ясону кажется, Медее хватило бы одного прикосновения ладони к обнаженной коже его плеча, чтобы герой пал поверженным.

- Назвать Эсонида безумцем - наглость, которую не всякий муж себе позволит. Но ты, Медея, дочь Ээта... - ее имя алеет на губах, как глоток сладчайшего вина. И Ясону мало, слишком мало - хочется повторять ее имя так долго, пока оно не превратится в одно из тех заклятий, которыми колдуны переворачивают мир. Пока вместо ее имени его рот не обожгут ее губы.

Медея говорит, - Я хочу спасти себя. Но стоит Ясону вдохнуть ее запах - свежего пота, пряных цветов и темной силы, она знает, она станет ему худшей погибелью.

- Я хочу быть спасенным тобой, Медея.

Слова трепетные, слетают с губ быстрее, чем Ясон успевает их обдумать, спархивают ночным мотыльком. Слова трепетные, обещают новую встречу, и заполошный вздох - еще один. Гордец Ясон лишает себя гордости легко, склоняется к колдунье - гарпун в опущенной руке, густые брови сведены к переносице. Разве может гордец просить о спасении? [icon]https://i.imgur.com/MTuKhBu.png[/icon][sign][indent] WE HAVE SHORT TIME TO STAY, AS YOU, WE HAVE AS SHORT A SPRING;[/sign]

THOUGHT I SAW YOUR SHADOW UNDER THE DOOR

- Хорошая попытка, малышка. Это даже почти была приличная шутка. Немного практики, и ты сможешь даже попытаться действительно меня рассмешить.

Август затягивается кривоватыми бантиками шнурков на ботинках: удивительное дело, ботинки теперь новые, и шнурки не протертые, и узлов на шнурках теперь нет - только один, бантиком, который не дает ботинкам сваливаться. Они будто бы чуть-чуть чужие первые пару дней, но Фред быстро привыкает. Фред вообще быстро привыкает, как будто ничего странного не произошло.

А разве произошло?

Ботинки кажутся чужими первые пару дней и натирают неприятные мозоли первые четыре дня. Фред сковыривает мозоль и натирает задники воском.

Август оборачивается лентой галстука вокруг шеи - яркий, новенький, я золотистой буквой "W". К этому Фред еще не так успел привыкнуть, рука так и тянет этот узел поправить - но и этот жест удалось обратить себе на пользу. Фред заметил - если сунуть одну руку в карман брюк, а второй поправить галстук, девчонки с огромной радостью добавляют к своей покупке в "Волшебных Вредилках Уизли" пару-другую блевотных шоколадок. Романтика.

- Если хочешь, я даже мог бы попрактиковаться с тобой. И сделать тебе скидочку, если бы ты только правильно угадала мое имя.

Пэнси не покупается ни на кривую ухмылочку, ни на новую одежду - куртка из драконьей кожи и впрямь классная. Рон обозвал его позером, Фред хмыкнул: "Не твоя, вот и бесишься". Зато Пэнси покупается на то, как Фред ее дразнит. Хмурится, раздражается, бросает взгляд себе под ноги, будто между камнями брусчатки мог спрятаться остроумный ответ. Фред тоже смотрит на брусчатку - но на земле только сор, потерянный кнат и пара опавших листьев.

Август. Звенит монетами в кассе магазина и шуршит опавшими листьями под ногами. У Фреда за лето изменилась вся жизнь, встала с ног на голову, совсем как он сам в детстве вставал на руки - хоп! И вот Уизли не в обносках и дела у них идут в гору. У Фреда изменилась целая жизнь, а Пэнси все так же смотрит на него, насупившись, и юбка на ней все та же - если приглядеться, можно даже разглядеть очертания пятна от тыквенного сока (на прошлый Хэллоуин близнецы протащили в Большой Зал флягу огневиски - помилуйте, Дамблдору можно пить, а они чем хуже? - и когда Пэнси случайно оказалась на пути у Фреда, он уже не слишком твердо стоял на ногах, и опрокинул стакан на нее) - а может, это только кажется. Может, это просто тень.

- Давай так, - Фред прислоняется плечом к стене, расслабленно цепляется большими пальцами на шлёвки на брюках. - Один урок бесплатно. В счет старой дружбы.

Пэнси все-таки изменилась за лето, повзрослела - теперь он это замечает. Вытянулась, и прошлогодняя юбка стала коротковата. Под глазами залегли тени, на коленке - синяк.

- Мрачный взгляд, сердито надутые губы, стрижка а-ля немецкий мальчик, и этот очаровательный влюбленный взгляд...

Приходится поспешить, чтобы поймать ее за предплечье. Фред смеется, и его голос отдается эхом в колодце подворотни. Думает - он готов потратить целый день на то, чтобы подкалывать ее, и нисколько не устанет, настолько восхитительно она смущается.

- ...Пэнси Паркинсон! Не убегай. Мне еще предстоит тебя многому научить. По старой дружбе тебе полагается еще один урок. И, быть может, скидка во "Всевозможных Вредилках Уили"? - Пэнси раздраженно фыркает, а Фред снова смеется, трясет головой, и поправляет себя, - Нет, в честь такой встречи нужно что-то поприятней, правда? Зачем тебе всякие глупости из дурацкого магазина дурацких близнецов с тупыми улыбками, а? Пойдем. Дам тебе еще пару минут определиться, Фред я все-таки или Джордж.

Рука у Пэнси мягкая, и Фред отстраненно думает, как приятно ее держать. Джинни худая, костлявая - ее трогать себе дороже, а Пэнси, каким бы волком она не смотрела на него сейчас, не хотелось отпускать.

- Ну же, пойдем. Я не Амбридж, со мной можно выпить сливочного пива. И это даже будет веселее, чем с твоим дружком Малфоем, готов поспорить!
[nick]Fred Weasley[/nick][status] [/status][icon]https://i.imgur.com/fXZC6Zp.png[/icon][fandom]the wizarding world[/fandom][char]Фред Уизли[/char][lz]<center>a heart made of yarn</center>[/lz]

Фред всегда был удачливей брата. Из коробки "Берти Боттс" он всегда доставал самые лакомые конфеты - со вкусом клубники в радуге, кисельного облака, рождественского чулочка и медового смеха. Невкусные конфеты забирали Джордж или Рон. Он это не специально, просто так получалось - рука удачливая. В конце концов, он всегда шутил, что у судьбы он любый близнец, все ему идет в руки, все с этих же рук сходит. Пэнси упрямо твердит, что он не бессмертный, а Фреду почти хочется предложить ей дурацкий спор. Ставлю десять галлеонов, - но почему-то ставит. Улыбка умирает в уголке губ - а если улыбка умерла, то и еще что-то может. Зато все вкусные конфеты его. Только вот с Пэнси ему в руки попала горькая пилюля. Пэнси морщится, когда говорит об отце, вытаскивает изо рта карамельку и пихает Фреду в ладонь. А потом толкает в грудь, и Фред давится - шутками, карамельками, детскими обидами. Подумаешь, шутки про папашу - шелуха. Но Пэнси толкает его, что есть мочи, и шелуха взметается облачком вокруг них - на мгновение кажется, что Лютный переулок пропадает, остается только Пэнси и ее обиженный, разъяренный взгляд.
Но потом Лютный переулок возвращается на свое место, а Пэнси отворачивается.

Жизнь - игра. В карты, в кости, в дурака. Фред подбрасывает кубик на ладони - кубик становится на ребро. Карта из колоды лезет пустая. Пэнси перед ним стоит - дрожащая, болезненно живая. С ней не угадаешь - Фред пробует, но у него не получается. Приходится улыбаться (неудобно), кивать (неестественно), оглядываться (потерянно). На плечи будто бы накинули тяжелое отцовское пальто - и Фреду будто бы снова шесть, и их с братом ведут домой, после того, как они сбежали и целый день проторчали в поле. В животе - кузнечики и чертополох, в голове - крик сойки, которая пыталась пересмеять их с братом. Пальто давит на плечи, тянет к земле, но скинуть духу не хватает, потому что отец вздыхает рядом сурово, и даже шестилетке понятно, что ничем хорошим это не кончится.

And you’re just the same
Yet we make love like kids, again and again

- Пойдем, Паркинсон. Пора нажраться, раз уж ты действительно так этого хочешь.
Теперь уже он тащит ее через каменную кишку переулка. Они проходят узенькую дверь похоронного агентства, поворачивают налево, огибают тату-салон Мартина Скаррса и оказываются перед лестницей, втеснившейся между домами. Ржавая калитка надсадно стонет, и Фред кивает Пэнси на лестницу, мол - давай, вперед. Лестница узкая и крутая, взбираться приходится по очереди. Пэнси топает по ступенькам вверх, и ее плиссированная юбка взметается от быстрых шагов. Фред поспешно отводит глаза - и почти с удовлетворением думает о том, как он тактично поступил. Хоть это и не заставляет его забыть о мелькнувшем на краткое мгновение клочке белой ткани.
Он поспешно следует за Пэнси - она опережает его и заходит в "Белую виверну" первая. Но Фред обгоняет ее и первым оказывает у барной стойки.
- Нам два огневиски, красотка, - обращается он к горбунье за барной стойкой и подмигивает ей. - Я обещал, так что я угощаю, - возвещает Фред и громко придвигает ближе к себе барный стул, на который хотела было сесть Пэнси. - Итак, о чем бы ты хотела поговорить? Про папу больше не будем, я понял. Про маму? Не лучшая тема. Или ты хочешь молча надраться, а потом завалиться к Скаррсу и сделать парные татуировки?
Фред ухмыляется, проходит рукой по волосам. В пабе пахнет кислым элем, и в темном углу раскатисто хохочут подозрительного вида субъекты. Поэтому Фред наклоняется чуть вперед, упирается ладонью о стул, на котором сидит Пэнси, чтобы немного прикрыть ее от компании в глубине зала.
- Так давай напьемся.[nick]Fred Weasley[/nick][status] [/status][icon]https://i.imgur.com/fXZC6Zp.png[/icon][fandom]the wizarding world[/fandom][char]Фред Уизли[/char][lz]<center>a heart made of yarn</center>[/lz]

[indent] ЛЯЖЕМ, ЛЯЖЕМ В СТОРОНЕ

сначала приходит мысль, и антон яростно скребет мочалкой, пока старые ссадины не начинают снова кровоточить. мысль утекает вместе с розовой водой в канализацию.

потом мысль приходит снова, и антона тошнит, и он долго и мучительно блюет в бетонную шестиугольную клумбу, в самые бархатцы. он замечает многое: что клумба - шестиугольник в сечении, что у клумбы края - выщербленные сотнями открытых об нее бутылок с пивом, что мимо проходят две бабки, и одна плюет ему под ноги проклятие (антон едва уворачивается). антон, шатаясь, уходит от клумбы, и мысль булькает, оставленная, в жиже его рвоты прямо посреди бархатцев.

потом мысль снова приходит. и тогда она уже остается. липнет к нему, как бактерицидный пластырь, как шлюха на тверской, как обидное прозвище в школе - так просто не отдерешь.

мысль не оставляет его теперь. она спит с ним в одной постели, она крепко держит его за лодыжки, когда он пытается пробраться сквозь толчею в метро на юго-западной. она подмигивает ему с пассажирского сиденья таксистского рено-логан. антон пробовал от нее избавиться. учил стихи и по памяти читал пушкина, маяковского, некрасова. больше спал. меньше ел. отжимался. начал смотреть "время покажет". бросил курить (но только на один день). но мысль была там, рядом, никуда не уходила, и только, казалось, подступала все ближе и ближе, антон чувствовал ее, ее теплые пальцы, жадно приоткрытые губы, горячий мокрый язык.

- знаешь, антон. мысли наши куда вернее наших действий. сказать, сделать можно что угодно. а вот мысли твои - они твои, их не подделаешь, - гесер прицелился в антона из карандаша и выстрелил, сопроводив движение шутливым "пуф". и улыбнулся, как будто что-то знал. потом долго размешивал сахар в граненом стакане, громыхая мельхиоровой ложечкой по стенкам, и пил, шумно прихлебывая - и все ухмылялся, глядя на антона из-под густых бровей.

ГНИТЬ - ТАК РЯДОМ НА СПИНЕ
будто мы с тобой умираем в самый последний - в самый первый - в самый последний - самый первый - раз

он разучился отличать боль от не-боли. инстинкт самосохранения проиграл в русскую рулетку. самого себя потерял где-то по дороге между своим домом и пятерочкой:

дрожащие пальцы упорно соскальзывают с колесика зажигалки.
ворон кружит над самой головой, каркает, каркает, каркает.
антон хохочет ему, рычит мне рано еще подыхать.
светлая появляется из ниоткуда, и антон гордо демонстрирует ей свое удостоверение, а следом - клыки.
(он чувствует себя почти неуязвимым, пока реальность не дает ему поддых и нечеловеческий голод не скручивает ему желудок)

в пятерочке он покупает бутылку водки и упаковку куриных сердечек. пока стоит на кассе, чует, что у девушки, что стоит перед ним в очереди, месячные. он идет за ней. приводит в свою квартиру. укладывает на кровати, раздевает, опускается между бледных разведенных ног и прогрызает себе путь от вагины к горлу.

но потом он открывает глаза, и мираж исчезает. он расплачивается, идет в одиночестве домой, и всю ночь потом стоит над раковиной и с жадностью обсасывает куриные желудочки. кровь на вкус ржавая, старая и холодная. все равно, что облизнуть качели в январе.
[indent] СКОРО БУДЕМ НА-РАВ-НЕ

- ближе иди, - хрипит антон. от кости остается полупрозрачная маячащая в уголке глаза тень. раньше костю просить не надо было, подходил сам, ластился, как жадный до внимания щенок. теперь приглашения ждет. антон ведет тыльной стороной ладони по рту, проверяет - в отсвете ржавых уличных фонарей кажется, что рот кровоточит. он упирается ладонями в подоконник. под руками чувствует острые края облупившейся краски. со стены на них надменно взирает лопухина - антон чувствует ее взгляд, знает, что ее губы, искривленные в неискренней улыбке, сейчас расползаются, обнажая зубы. (оборачивается - но лопухина неподвижна, как и прежде, насмехается). зато костя наконец оказывается рядом.

- а тебе-то до него что? - костя принимается за работу, и с каждым уколом раскаленной иглы, с каждой протянутой нитью, антон нащупывает потерянный край боли и не-боли. или боли и еще большей боли. - он тебе что, друг? или, может, брат?

антон резко выдыхает сквозь сомкнутые зубы.

- он был преступником. нарушил закон. знаешь такую вещь? - выпрямиться трудно, но антон заставляет себя. разворачивается, утыкается в костю: глаза в глаза, нос к носу, палец указательный - в тщедушную грудь (сам не замечает, как притискивается так близко), - проходили вы такое в школе?

он бы, может, и не хотел грубить.
но где-то внутри у антона шестеренка раз за разом пропускает свой паз. насмешливый голос гесера звучит из разомкнутых губ лопухиной с портрета на стене. антон просто устал.

- ты реши, костя, кто тебе ближе. я или какой-то вампир, обративший невинную девушку. того и жалей.

молчат.
антон отворачивается, упирается опять в подоконник.
дышит тяжело, за спиной еще тяжелее дышит костя.
лопухина усмехается.
гесер бдит.
уличный фонарь за окном подмигивает ржавым глазом.
мысль снова здесь, и антон уже даже не пытается от нее отмахнуться - у него нет сил.

- или шей, или уходи, костя.

антон закрывает глаза и ждет нового укола раскаленной иглой.
тишина и молчание взамен колют его сотней ледяных иголок.[nick]Anton Gorodetsky[/nick][status]сквозь подзорные трубы[/status][icon]https://i.imgur.com/uM02BIV.png[/icon][fandom]night watch[/fandom][char]антон городецкий[/char][lz]дома окружают домами - коробки из бетона и плоти. мы это придумали сами в горе, отчаяньи, любви и заботе.[/lz]